21

 

45

поиск по сайту

Юмористический сборник
«Житейские истории»

Автор Веда Лей.

Я очень рада, что Вы посетили нас. Надеюсь, это доставит вам удовольствие — подарит хоть несколько приятных минут. А это в наше сложное время, пусть небольшая, но поддержка.

Действительно, истории, собранные здесь, кроме, может быть, одной,- не придуманы, а только литературно обработаны. Это бытовые приключения, множество которых происходит с нами или рядом с нами каждый день.

И обычно они рассказываются в компании веселых друзей. Таким образом, эти истории стали известны и мне, а теперь я их дарю всем. Если истинные герои захотят опубликовать свои действительные имена, с удовольствием это сделаю в следующем издании.

А если у тебя, читатель, приключилось что-либо подобное, пиши. Обработаем и издадим. Твоя анонимность или популярность — твое собственное решение.

Журнал №1>>>

Вашему вниманию предлагается история

Бабулька приехала


За годы советской власти вопрос с жильем в СССР решен не был. Вернее, был решен по-советски: по 5 метров на человека. Есть на тебя 5 квадратных метров — значит, ты жильем обеспечен, нет — становись в очередь и жди. Сколько жди — это другая история. Здесь речь о тех счастливых, которые имели по 5 законных метров на каждого.

65Таким образом, если квартира была 26 квадратных метров, в ней имели свои метры 5 человек, и еще оставался один лишний метр для jщущения свободы. — Сколько из этих метров было сделано комнат — история третья. У наших счастливцев их было — две. Целых две комнаты, правда, смежные — это когда во вторую комнату можно попасть, только пройдя через всю первую. И тот, кто по семейному распределению, проживал в первой, одиночества себе позволить никак не мог.
В связи с этим и произошла в Полтаве эта история.

В одной городской квартире жили да были бабушка, папа, мама и сын, который бабушке естественно, доводился внуком. Папа и мама жили в одной комнате, бабушка и внук — в другой. Это никого тогда не удивляло, так жили многие.
Да вот задумал внук жениться. И не долго думал. Вскоре его молодая жена тоже пришла на эти 26 квадратных метра, и тоже оказалась жильем обеспечена. Все по закону.


И получилось, что жильем-то молодые оказались обеспечены, а вот отдельной комнатой — нет. Потому что по закону, чтобы быть обеспеченными отдельной комнатой, им надо было вначале стать необеспеченными жильем. А чтобы стать необеспеченными жильем, им надо было родить ребенка. И только тогда, так как ребенку до законных 5 метров не будет хватать целых 4, их может, смогут поставить в очередь на жилье.

А где этого ребенка взять, если здесь и папа, и мама, и бабушка со своим телевизором. Папа с мамой хоть на работу уходят, а бабушка с телевизором — никуда, только лежит и смотрит.
«С ума можно сойти от такой жизни», — терзались молодые.
И вдруг родители уехали в отпуск. Вот так просто сели в поезд и уехали.

— Ура!!! — обрадовались молодые. Но оставалась бабушка.
— Имеем мы право на медовый месяц? — задали они себе вопрос.
— Имеем, — решили оба.
— А бабулька — это ложка дегтя в нашей бочке меда, — решительно сказал внук. — Деготь надо убрать.
— Но как?
— Отправить бабульку в гости.
— К кому?
— К родной дочери.

— Бандеролью? — издевалась молодая жена. — Твоя бабулька не изъявляет желания куда-либо ехать. — И молодая жена надула губки.
— Чтобы она такое желание изъявила, надо, чтобы её хорошо позвали, очень хорошо, — рассуждал молодой муж.
— Кто же её позовет, да ещё хорошо, если ты мне сам говорил, что она с твоей теткой в жуткой ссоре, что они видеть друг друга не хотят и даже поздравления никогда не передают и не посылают.
— Вот и плохо. Нечего жить в ссоре, надо всем жить в мире, — изрек внук. — Поэтому, и начнем нашу совместную жизнь с добрых дел, помирим их.
— Конечно, поедем туда, привезем сюда, потом приедут родители — мы их всех помирим, и всем нам будет очень весело. Только медовый месяц где?

Но молодой муж был парень не промах.
— А если не ехать, а написать письмо?
— И ждать ответа, как соловей лета, — все издевалась жена. — Да они просто сделают вид, что никакого письма не получали, ты что, не понимаешь?
— Это ты не понимаешь. Надо взять все в свои руки и убрать все сомнительные звенья, — решительно сказал молодой муж, — а оставить только те, которые необходимы нам! Все. За работу!

На следующее утро ба5бульке лично в руки принесли заказное письмо. Она где-то расписалась, отдала почтальону какие-то деньги и, удивленная, вскрыла конверт, который, надо сказать, исчез тут же, будто его и не бывало.

«Здравствуй, дорогая наша, любимая мамочка! — дочитала бабулька. — Пишет тебе дочь твоя родная, несуразная.
Прости меня, глупую, за все — за все, что я тебе сказала и сделала. Не могу я больше жить без тебя, быть с тобой в ссоре.

Молю тебя о прощении, не откажи дочери родной. Сердце мое совсем изболелось от мысли, что обидела я тебя. Люблю тебя очень. Увидеть хочу, голос твой родной услышать. Изменилась ты, наверное, очень за то время, пока мы не виделись. Высохла, наверно, совсем на городских харчах. Как подумаю, что голодаешь ты там, сердце кровью обливается. Вся слеза-ми заливаюсь-мучаюсь. Приезжай, родная наша, любимая к нам. Хоть поешь у нас всего свеженького, домашненького. Соскучилась, небось, по настоящей-то еде деревенской.

И хватит тебе там взаперти лежать, належишься еще, успеешь. Воздух тебе нужен свежий, деревенский. На коленях молю — приедь к нам в гости...» — тут бабулька сняла очки, протерла их, прочитала еще раз последнюю фразу.
— Может, не мне это письмо? — покрутила она листок.
— Как же не тебе, если тебе принесли, — внук, естественно, был тут, рядом, а конверт — нет.
— Моя дочка и слов-то таких никогда не говорила.
— Может, заболела она, — подбрасывал догадки внук. — Может, у нее была травма головы. А люди после этого очень меняются. Ее и на любовь сразу потянуло, и мать увидеть захотелось.

— Я говорила тебе, что такому идиотизму никто не поверит, — зашептала жена.
— Главное, как преподнести, — тихо не согласился муж. — Дай-ка, бабулька, я сам тебе почитаю, — взял внук дело в свои руки из сомневающихся бабушкиных. — «Муж мой, который — зять твой, — продолжил он чтение, — тоже просит у тебя прощения. И тоже на коленях стоит и в гости тебя ждет, не дождется. Говорит: «Помру, если она не приедет».
— Он тоже болен? — спросила бабулька.
— Очень болен, — уверенно ответил внук и продолжил дальше: — «Мы к тебе сами собирались приехать и подарки уже наготовили всякие, но не смогли по причине болезни мужа...»
— Ага, точно заболел, — успокоилась бабулька и стала слушать далыпе.

«Муж мой занемог очень серьезно, потому вот и пишу письмо. Пишу, а сама вся слезами обливаюсь...»
— Господи, и чего это она все плачет? Видно сильно ее по голове ушибло.
— Очень сильно, — подтвердил внук. — Слушай дальше: — «Мужу моему сейчас срочно уезжать надо, а не хочет он ехать, не повидав тебя, мамочку свою любимую. Хочет, чтоб простила ты все и благословила его в дорогу. Иначе не жить ему...»
Бабулька перекрестилась.

... «А потому, мамочка, долго не раздумывай, а как только письмо мое получишь, так сразу и выезжай в тот же день, ни минуточки, ни секундочки не теряя, чтоб успеть проводить мужа моего в дорогу дальнюю.
Мамочка, ты наша любимая, — завопил внук, — как бы тебе трудно ни было, не откажи мужу моему, человеку больному, может, в последней его просьбе. Приедь и благослови его».
— Ты совсем идиот, — тихо сказала молодая жена.
— Это еще не конец, — отстранил ее разошедшийся внук.

«... Приедь и благослови мужа моего, — молил он, изображая далекую тетку. — Целую рученьки твои и глазоньки. Ждем тебя очень, не дождемся». — И при-писка тут еще имеется, — сказал он бабуле и продолжил: — «Не верит муж мой больной, что приедешь ты, лежит и рыдает. А я верю в доброту твою, в сердце твое материнское. Дочь твоя плачущая и о тебе мечтающая».
«Мамочка, приедь!» — трагически закончил внук.
— Вы чего-нибудь поняли? — смотрела бабулька на внуков.
— Я поняла, — сказала молодая жена, посмотрев
на мужа, как смотрят на идиотов.

Но оказалось, что поняла, да не все.
— А что тут, бабушка, понимать, — откровенно удивился внук. — Дочь просит, чтобы к ней приехала мать. Понимаешь, мать.
— Но она никогда мне не писала.
— Тебе же ясно сказано, заболели они, — объяснил внук. — Просят тебя приехать, ни минуты не тянуть. А ты понять не можешь, Ехать надо, раз так зовут. Належишься еще, насмотришься свой телевизор.
И он начал читать письмо с самого начала. Бабулька лежала и слушала, а он читал, плача и завывая, читал столько раз, сколько понадобилось, чтобы бабулька встала, наконец, со своей кровати и стала собираться.
— Передавай всем привет, — сказал на прощанье внук. — Скажи, что мы тоже очень соскучились и ждем их в гости.

Так молодые «выбили» себе свой законный медовый месяц.
Казалось бы все. Но на этом история не закончилась, скорее, она только началась.
Случилось так, что семья той самой дочери, куда отправилась наша бабулька, оказалась в весьма затруднительном положении.
Это было время, когда еще существовали колхозы, да как раз уборочная была, страда самая. А муж дочери, зять нашей бабульки, целый месяц где-то пропил-прогулял и ни на работу, ни в семью не заявлялся. Как там с ним жена разбиралась — их дело, а вот председатель приговор вынес четкий: «Высчитать за все прогулы в двойном размере или отдать под суд».

Семья ахнула. Характер председателя знали хорошо: сказал — сделал. А уж, коль дело касалось работы... Короче, просить о помиловании было бесполезно.
Суд или штраф? Штраф или суд?
— Ни копейки не дам, ни полкопейки. Под суд, гад, пойдешь, в тюрьму! — кричала жена, не желая отдавать из дома последние деньги.
— Тебе ж дороже обойдется, — защищался муж. — Что без мужика делать будешь?
— Какой ты мужик? Пьянь.
— Одно другому не помеха.

То-то и оно, что муж был прав. Потому не подходило ни первое условие, ни второе, а третьего председатель не дал. И тогда «третье» решили изобрести сами.
Думали они, думали и надумали. Правда, кто из них такое надумал — муж или жена?.. Но, как говорится, одна они сатана. И вот эта самая «сатана» придумала (не побоялась грех на душу взять), что мужик не просто пил, а с горя горькую-то глотал. Что теща у него померла (эта вот наша бабулька), а тещу он очень любил, и пока все там, в городе ни сделал, ни оформил, — уехать не мог. И хоть в любовь такую мало кому верилось, но других близких родственников, да еще таких, которые бы к ним никогда в гости не ездили, не было, потому «помирать» пришлось теще. А жена (дочь, значит), такая вот вся из себя идейная, работу не бросала, потому, как понимала, что от нее там пользы меньше, а здесь больше.

Во, какую байку сочинили! Заправский сочинитель позавидовал бы (видать, черта это у них была семейная — сочинять).
А чтоб совсем достоверно выглядело, решили поминки устроить (додумались же!). Соседей пригласили, а главное — председателя.
Усадили, как самого уважаемого, во главе стола. Сами глаза потупили, поминать начали. После первой рюмки председатель прогулы простил. Всхлипнула «горемычная» хозяйка, утерся платком муж.
После второй рюмки председатель стал хозяев успокаивать.

Запричитала жена, головушкой замотала; поддержал муж жену за плечи, тихо пошептал, чтоб не переиграла.
После третьей — председатель сказал:
— Весь месяц оплачу, как рабочий.
— Оу-у-уо-у-у... — затряслась жена (и кто б подумал, что от радости?).
— Отец родной, здоровья тебе, — кинулся муж к председателю, бросив и жену, и ее плечи.
Не ждали хозяева такого поворота. Ох, и не ждали. Вот это поворот — так поворот! Вот это председатель — так председатель!
— Мать — дело святое, — продолжил председатель. — Такое горе каждый понимать должен.
— Теща, — осторожно поправил зять.
— Тем более, — разошелся председатель. — Тещу хоронить не каждый поедет, а все сделать, все оформить! — И давай зятя нахваливать.

А бабулька-то уже по деревне идет.
«Эх, — жалкует про себя зять, — и что у меня теща только одна. Каждый бы месяц их хоронил. Во, житье: не работай, а хорони да хорони. Дай Бог здоровья председателю. Знал бы, еще б месяц погулял».
Хозяйка от радости вовсю подвсхлипывает-под-вскрикивает, председателю дорогому подливает-под-кладывает.

Выпили уже все хорошо, в роли вошли намертво. Хмельной угар плавал по комнате, качаясь из стороны в сторону. И тут в дверь то ли стук, то ли царапанье. А хозяйка не слышит, разошлась вовсю.
— Оио-ё-ё... — причитает, — хоть бы разочек еще матушку повидать, голос родной услышать-а-а-ть.
— Кто-то войти не может, — кричат ей из-за стола.
— Сегодня все войти могут, сегодня все- гости желанные, — открывает хозяйка дверь настежь. А за дверью — она, мамочка (прямо как по заказу), стоит и улыбается.

— Что, не думали уже повидать меня? Здравствуй, доченька, здравствуй, родная.
Вот они игры-то-обманы.7

— Ма, — охнула дочь. Игру с лица как ветром сдуло.
— Я, доченька, я. Здравствуйте, люди добрые, — здоровается гостья со всеми.
Затихло за столом, добулькивая-доглатывая: гости-то ведь про обман ничего не знали, они на поминках водку пили.
Лязгнул муж об зубы стопищу граненую, треск граненый по всему столу прошелся, гостей ошарашенных еще пуще перетрухнул, и ушел муж в плечи, чтоб не видеть, что дальше будет.
А дочери что делать? Вспыхнула ужасом, все внутри у нее затрепыхалось. На мужа, на гостей, на председателя, на мать глазами прыгает.

— Да откуда же ты?! — прошипела, съесть-проглотить готовая гостью свою непрошенную.
— Как откуда? Ты что такое спрашиваешь? — подивилась мать. — Разве не знаешь, откуда?
Обмерли гости за столом, совсем застыли. Только угар хмельной вокруг плавает, свиваясь да развиваясь. Вытащил зять голову с глазами из плеч, туда-сюда покрутил и опять — в плечи.
— Как услышала, что ты слезы по мне льешь, и муж твой, зять мой дорогой, так плачет-убивается, хоть и невмоготу было, а все ж встала и вот пришла, — сказала бабулька. — Успокоить вас хочу.

Полезла опять голова из плеч, и глаза на бабульку уставились.
— Что ты такое говоришь? — не поняла дочь. — Что ты слышала?
— Как плачешь ты, доченька, убиваешься. И зятек мой тоже.
Задрожали глаза — заморгали и опять с головой в плечи полезли.
— Как ты могла слышать? — уже и дочери становилось страшно.
— Как? Просто, лежала и слушала.
— Где?! — И дочь боялась услышать ответ.
— Да как где? — теряла бабулька всякое терпение. — Ты что — не понимаешь? У себя! Там, где место мне отвели. Хорошее место, мягкое, позаботился сын, спасибо ему. Но неудобно мне, все там через меня ходят, на проходе я лежу, покоя нет никакого.

Вылезли глаза из головы, а сама голова в плечах застряла.
— Я поначалу-то к вам и не собиралась, — оправдывалась гостья. — Да потом, что греха таить, надоело мне там лежать. Належусь еще, успею, — улыбнулась бабулька побледневшим гостям. — Воздуха свежего вот захотелось, да и на вас посмотреть, на жизнь вашу хорошую.
Глянули гости побелевшие друг на друга... повис-завис хмельной угар, уже не покачиваясь.
А бабулька, как ни в чем не бывало, в комнату вошла.
— Дай-ка присяду, — говорит. — Сама понимаешь, нелегкое мне сейчас дело с места-то на место передвигаться, кости совсем вон уже одеревенели.

Дернулся хмельной угар из стороны в сторону, метнулся и стал: тишина наступила мертвая-премертвая.
— Это мы... её... сейчас... того? — продернулся тишине председатель.
— Кажись, да, — что-то тихо выдохнуло и сползло под стол.
— Отродясь не видал, чтобы человеки сами на свои поминки захаживали, — прошевелился чей-то язык.
— Я где-то читал, может, это ее астральное тело нас посетило.
— Цыц! — дернули умника. И опять воцарилась тишина. А бабулька спокойненько себе села, лицо платочком утерла, вздохнула.
— Что ж ты, доченька, так убиваешься? Не страдай так сильно, не надо, — начала успокаивать дочь свою горемычную. — Слезами горю не поможешь. и муж твой, даст Бог, еще выживет. Молод он — помирать-то. Будем надеяться, что Господь над ним смилостивится.

Полезли глаза из плеч-полезли-полезли... и в один большой-большой глаз сошлись.
— А что ты, доченька, смотришь так? Иль не узнаешь мать родную? — спросила бабулька. — забыла, как звала мужа твоего горемычного проводить?
Застыл глаз, стекленея... Гости, местами уже немного посиневшие, медленно, по одному сползали под стол.
— Какая-то вы, ма, не такая, — давилась дочь страхом.

А бабульку эти слова ничуть даже не смутили и не удивили.
— А что ж ты хочешь в моем-то положении? Сохнем мы уже, доченька. Вот и я подсохла. Что поделать, всему свое время. У вас оно тоже не за горами.

Трезвеющий туман стянулся к столу, сгустился глыбой, страхом изнутри кричащей, но уже не вздрагивавшей, — страх сковал намертво.
— Да и ты, доченька, изменилась. Болезни, они никого не красят, — рассуждала бабулька, очень даже довольная всеобщим вниманием. — О матери вот беспокоишься-убиваешься, слезы даже проливаешь. И муж твой тоже. Не думала, что так вы меня любите, — прослезилась старушка. — И что повидать еще захотите. Спасибо вам, детки дорогие.
— Ма, ты это или... — выла доченька уже всерьез.

« И правда, совсем плохая моя дочка, — подумала бабулька, вспомнив слова внука. — Сильно, видать, ее по голове шибануло».

— Главное, что я вам сказать-то хотела, — вспоминала бабулька, — что прощаю вас с мужем, зла не помню и не держу: всякое в жизни случается, что поделать? И хочу, чтоб в гости вы ко мне пожаловали.
— Ма, — тряслась дочь, — ты, правда, оттуда?.. — и она сделала непонятный для бабульки жест.
— Не трожь! — зыкнул напуганный глаз. — Доигрались! Кто ж знал, что она и вправду...
— Конечно, оттуда, откуда же? — ничего не понимала бабулька. — Успокойся, доченька, нельзя так волноваться при твоей болячке.
— Какой болячке? Боже, что ты говоришь? дочь спиной, спотыкаясь, двинулась к трясущемуся глазу, подальше от непонятной гостьи.
— Да что с тобой такое? — не знала бабулька, делать, и брякнула:
— Вас там очень даже ждут, соскучились, что давно гостей не было. Так и сказали мне на дорогу: «Привет передай всем, пусть в гости приезжают».

За столом звякнули, то ли кости, то ли посуда.
— В гости? — переспросила дочь бесталанная. Туда?
— А что, места там всем хватит, — сказанул бабулька, что на ум пришло.
Хмельной туман стал чист, как стеклышко.
— Влипли-и-и, ой, и влипли-и-ии... — проскули кто-то и начал скрестись в оконное стекло.
Разбился тут стеклянный туман на осколки дрожащие... Бежали бы все вон отсюда, да сидит гост непрошенная возле самого выхода, улыбается.

— Не хочу, — закричала дочь. — Туда не хочу! Испугалась бабулька, разнервничалась даже, письмо опять вспомнила и успокоилась.
— А что ты боишься, доченька? — Думаешь, т у нас есть нечего? Не волнуйся, мы там не голодаем мясо едим все время. Мне вот и на дорожку дали, стала бабулька раскрывать свою сумку.
— Не показывай! — завопила дочь.
8
Скрученные страхом, дрожащие обломки госте впились, кто во что, кто куда: друг в друга, в стены, окна, стекла.
«Перепили люди», — подумала бабулька. А сама с дороги-то, конечно, уже проголодалась, покушать ей захотелось.

— Да и правда, жестковатое мясо у меня, — оставила свою сумку. — Здесь у тебя повкуснее, наверно, будет, посвежее, деревенское ведь, — посмотрела она с аппетитом на стол с гостями.
Синева стол наглухо покрыла.
— По кому ж мы, выходит, поминки здесь спра-вилиииии, — простонал кто-то и грохнулся.
И остатки гостей друг за другом начали кто на стол, кто от стола отваливаться.

«Ох, что с людьми водка-то делает», — подумала бабулька и поднялась со скамейки, к зятю своему подойти желая.

— Главное, из-за тебя, сынок, я сюда приехала. — Да сослепу, видать, что-то не рассмотрела и председателя во главе стола за хозяина дома приняла, за зятя своего любезного. — Очень спешила, — говорит ему, — чтоб не опоздать да успеть здесь тебя застать. Вишь, поспела. А ты и не знал, что увидишь меня. Такой вот сюрприз. Что, совсем плохо тебе? Ну, да ничего. Провожу вот тебя в дорогу твою дальнюю, с моей помощью, глядишь, и легче она станет. Благословляю тебя, родной. Дай, поцелую покрепче.

Председатель как сидел с вышаренными очами, так оземь и грохнулся, даже очи не закатив.

Сказывали, вся районная больница после этих поминок переполнена была. Да и потом творилось с людьми всякое и творилось долго.
Бывает же такое.

* * *

Вашему вниманию предлагается следующая история

П О Т Е Х А

Бытовые отношеumorния – это область, в которой юмор прописался давно и надолго, скорее всего – навсегда. Шутки в быту любят, почти понимают. Шутить умеют и подшутить могут.

Иногда даже дружба такая встречается – то ли в шутку, то ли всерьёз, – как хотите, так и понимайте. Но вот живут в Воронеже друзья, которые дружат  давно, чуть ли не со школьной скамьи, и всё норовят друг другу пакость какую-нибудь сотворить. Беззлобно, конечно, в шутку, но шутки-то бывают разные. Поссорятся они после этого, не разговаривают, видеть друг друга не хотят. Потом опять встречаются и... опять козни друг другу строят: кто кому больше напакостит.
Как их назвать: друзья-приятели или враги-приятели? Они и сами не знают.
Даже на праздники приглашают друг-друга так: «Если до (тут называется дата праздника) мы с тобой не поссоримся, приходи ко мне в гости».

И приходят, и встречаются, и...
Встретились они как-то после долгой разлуки (видно, после очередной каверзы), обрадовались несказанно: скучно им друг без друга долго находиться.
– Кого я вижу!
– Какая встреча!
– Какие люди!
– Сколько лет, сколько зим. – разговорились и решили это дело отметить. Как же можно пройти мимо такого повода и такой возможности, когда и деньги есть и время имеется? Тем более, что зима обняла город, холодно, хочется согреться.
– Жены у меня сегодня дома до ночи не будет, – закинул удочку один.
– Заметано, – подхватил другой. Взяли всё, что надо, и пошли согреватъся-отмечаться.
Наливали-толковали, заедали-запивали, подливали-вспоминали, раскраснелись-развеселились... и взыграло ретивое!

А у хозяина собака была, гордость породистая. И начал хозяин в веселии питомцем своим хвастаться.
– Умный, гад! Хочешь – верь, хочешь – не верь, ну, всё понимает, – целует он любимца четвероногого.
– Верю, – согласно кивает гость.
– Давай, покажем гостям (видно, уже двоилось), что мы умеем, – и хозяин тоже встал на четвереньки.
– Голос!
– Гав! – умно отвечал пёс.
– Сидеть! Лежать! Ко мне! – повелевал «четвероногий» хозяин, и пёс четко всё исполнял. – Видишь, какой молодец, – гордился хозяин, целуясь-обнимаясь со своим любимцем. – Умней меня, честное слово.

– Верю, – утвердительно кивал гость. – Охот но верю.
– И знаешь, интересная деталь, – жуликовато заметил хозяин, – терпеть не может шапки.
– В каком это смысле? – сразу насторожился. А пришел он в новой норковой шапке, тогда это самый писк моды.
– В самом, что ни на есть прямом смысле, – пытался подняться хозяин с пола, – прямее не бывает. Если только попадется ему шапка, особенно, меховая, всё – изорвет в клочья. – Гость заерзал. – Й хочешь – верь, хочешь – нет, никто не учил. Откуда у него это, ума не приложу. «Потому как прикладывать нечего», – подумал гость, но промолчал.
– А? Откуда у тебя это? – допытывался хозяин. У собаки. – Откуда, скажи. Молчишь, отворачиваешься. Не хочешь тайну свою разглашать. Что ж, молчи, имеешь право.

«Пора бежать, – решил гость. – Ну, подлец, ну, гад! Это ж он меня специально гонит. Выпивон весь теперь ему одному достанется, а деньги напополам платили. Ох, и жулик, ох, и негодяй! Ладно, это дело мы сыграем так», – и он налил водку не в стопку, а в кружку для пива.
– Э-э, постой, – подполз хозяин. – Ты чё, это, один?
– Иди и ты, – налил гость и ему в пивную кружку. – За твоего шапкоеда! – провозгласил он тост.
– За него всегда рад, – потянул хозяин кружку со стола. – Но все-таки скажи мне: веришь ты или не веришь?
– Верю, – утвердительно закивал гость. – Но понять не могу – откуда.
– У меня даже неприятность из-за этого была, – поднялся хозяин, поддерживаясь за ножку стола. – Чужую шапку в клочья изодрал, а мне деньги платить пришлось. Жена чуть не убила.
– Тебя?
– И меня, и его, – гладил он любимца. – Особенно досталось ему... или мне? Кому из нас больше досталось, а?

Пес молчал.
– Да, жена у тебя – зверь, – поёжился гость, вспомнив жену своего друга-приятеля.
– А у тебя? – обиделся приятель.
– У меня – наполовину. Я знаешь, что по этому поводу думаю, – хитро сощурился гость, – тебе Бог такую жену в наказание подсунул, за пакости твои. Очень ты всё же пакостный. Вот судьба тебе и напакостила.
– Я пакостный?! – возмутился хозяин. – А ты не пакостный?
– Всё ж не такой, как ты. Потому у меня и жена, только наполовину зверь. Бог – не фраер, он всё видит.
«Ах, вот оно как? – подмигнул хозяин песику. – Ладно, дружочек, посмотрим. Смеётся тот, кто смеётся последним. Сегодня ты увидишь, как твоя наполовину зверь, в целых два вырастет». – И вслух, как бы мимоходом, сказал:
– Счас, мы тебе спектакль устроим.
– Какой?
– С шапкой.

«Ого-го-го, – заколотились мысли в голове гостя: – шапку его личную уже приговорили, а водку общую – ещё нет. А надо бы наоборот: приговорить водку и быстро уносить шапку».
– Хватит пить, – решительно остановил хозяин новое разливание. – Смотреть будем. У меня тут есть шапка одна старая, я её давно для спектакля держу, вот и настало время.

Гость немного подуспокоился, но всё же из комнаты выскочил. В туалет, якобы, а сам быстрей шапку прятать, мало ли что? Скоренько оглядел прихожую и запрятал свою новую норковую шапку в шкаф, на верхнюю полку, в самый уголок, от греха подальше. Довольный, вернулся в комнату. Разве можно уйти, недопив водку?

А хозяин-то, другой сапог той же пары, сразу сообразил, зачем приятель из комнаты выскакивал, но будто не понимая, делал вид, что свою шапку для потехи ищет.
– Где она у меня была? – деловито «вынюхивал» углы-закоулки. – Здесь не видно. Может, в прихожей? – И краем глаза – на друга.
Друг сидит с улыбочкой, ждет.

Хозяин бегом в прихожую, и – по шкафчикам: шапку искать. Вот она, в уголочке лежит, от него припрятанная. Взял, погладил – новенькая совсем, даже пахнет свежестью. Действительно, дорогущааяя. Но, что поделаешь, надо знать, чью голову выбирать. Быстренько шапку пудрой хорошо обсыпал, чтоб владелец не признал, и выносит в комнату, показывает.

А гость уже пёсика поглаживает:
– Ух, какая собачка хорошая. Сейчас она нам спектакль покажет.shapka
– Еще как покажет. Сейчас так разыграет, всю жизнь помнить будешь, – крутит хозяин седую от пудры шапку. – Смотри.
– Ты говорил, шапка старая, а эта, по-моему, новая, – напряг гость зрение на всякий случай.
– Показалось, – усмехнулся хозяин. – Главное, смотри, чтоб не твоя была.
– Не похожа, – попристальней присмотрелся гость. – Но рвать все же жалко, не старая ведь.

– Жалость – враг прогресса! – провозгласил хозяин.
– Тогда, за прогресс! – заглотнул гость порцию в одиночку. – Давай!
– Фас! – скомандовал хозяин, швыряя шапку псу, и сел рядом с гостем смотреть спектакль.
– Ха, – засмеялся гость, увидев, с каким остервенением набросился пёс на шапку. – Можно подумать, что она его оскорбила. Ты посмотри, что творит, будто с врагом разбирается. Наверно, из него в прошлой жизни шапку сделали, – шутил он.
– Или по шапке дали, – поддержал хозяин. – Ха-ха-ха...

Пёс и вправду трепал шапку так, как будто это была вовсе не шапка, а тварь какая-то ядовитая, напавшая на него. Он просто зверел.
– Классное зрелище, – хохотал гость. – Надо будет такой аттракцион устроить «Пёс и шапка». Деньги рекой потекут.
– Где мы столько шапок возьмем?
– Дураки всегда найдутся, – хлопнул гость хозяина по плечу.
– Ха-ха... – согласился хозяин. – Дураков в жизни хватает.
– Хватает! Наливай!
– Наливаю! Выпили, весело крякнули, ещё веселей захохотали.

Пёс рычал, вертелся-крутился, мотал шапку по домурвал из неё куски... и пушиночки.
– Вот это фейерверк! Ха-ха-ха... – гоготал гость. – Ни пуха, ни пера. Ура! Ура! Ура! – кричал он и пританцовывал.
«Будет тебе сегодня – ни пуха, ни пера, – смеялся про себя хозяин. – И «ура!» будет, когда домой явишься». – А вслух сказал:
– Я ж тебе говорил – зрелище незабываемое. А ты не верил.
– Верю – не верю, верю – не верю. Наливай! – орал гость, стараясь перекричать рык и визг пса.
– Наливаю! – орал хозяин.
– Так ее, так! – разжигался гость еще больше и разжигал пса. – Крови, крови давай!

«Допросишься, – смеялся потихоньку хозяин, глядя на родного песика, догрызающего бывший шикарным головной убор. – И ринг сегодня у тебя будет, приятель, и кровь».
– Разнеси клочки по закоулочка-а-а-аам! – орал взбудораженный гость псу, указывая на шапку. – Враг это твой, вражина подлый!

Пёс от крика и гогота совсем очумел, и непонятно уже было, чьи это клочки летали по комнате. Люстра вздрагивала и подергивалась. Лицо хозяина стало буряково-красным, а гостя – багровым. И хватил бы их, наверное, обоих, удар от такого хмелья-веселья, да Бог сжалился: застыл вдруг пёс, замолк на полугаве.
Хозяин сразу понял, в чём дело. Глянул на дверь, а там жена, которая через три часа прийти должна. Стоит, на айсберг похожая, такой холод от неё исходит.

«Черт её принес», – чертыхнулся про себя хозяин. А пёс полез под диван. Гость же, увлеченный боевым спектаклем, опасности, что появилась на горизонте, не увидел.

– Ты куда?! В чём дело? – заорал возмущенно. – Добивай врага! Догрызай! Уничтожай всё! Победа будет за нами!
– За кем? – дохнул приблизившийся айсберг.
Винные пары друзей, охлажденно затрепетав, стали слипаться в одну общую медузу, которая заморгала четырьмя глазами.
– За нами, – машинально повторил медуза-гость.
– За нами, – прожевал медуза-муж.
– Значит, за вами? – продолжал охлаждать обстановку айсберг.

Медузы молчали-моргали-шевелили мозгами.
– Тебя не узнать, – пыталась медуза-гость выдавить комплимент айсбергу.
– Зато вас ни с кем не спутаешь, – двинулся айсберг на трепыхавшуюся четырехглазую медузу.
– Сию минуту... расходимся, – пыталась подняться и разорвать свой скользкий союз медуза-муж.
– Другого не дано, – дышал айсберг таким вселенским холодом, что было ясно: другое – только гибель.

Чтоб не столкнуться с айсбергом, медуза стала расплываться, взяв курс в разные стороны.
– Ему я деньги платить не буду, – дохнул айсберг в сторону медузы-гостя.
– Не нужны мне ваши деньги, – скользнула медуза-гость, огибая айсберг.
– Мы ему ничего не должны, – сказала медуза-муж. – Он сам изъявил желание.
– Чтоб порвали его шапку?

Медуза-муж хитро сощурилась, обретая вполне нормальный облик. Он ждал главного: финала с кровью! Гость собирался уходить, сейчас... Но медуза-гость покряхтел-попыхтел и, тоже обретя почти нормальный облик, потянулся к шкафчику откуда достал шапку. Только не из того шкафчика и не ту шапку.
– Ты что взял? – стряхнул хозяин хмель с глаз.
– Шапку,
– Чью?
– Свою, – крутил гость шапкой, гладил её и ухмылялся: мол, чья взяла?
– А чью... эта... спектакль... мы? – ничего не понимал хозяин.
– Твою, – улыбнулся гость.–ww А!! – разорвалось в комнате. – Ах, ты!.. – и такое понеслось, что друзьям обоим стало не до веселья. – Ты над кем свои шутки шутишь?! – зловеще двигался айсберг, держа клочок от изорванной шапки. – Я тебе, придурку, купила новую шапку. Отдала бешеные деньги! – Новую шапку? Мне? – осмыслял услышанное хозяин. – Норковую?
– Жалость – враг прогресса, – решился напомнить гость, но пожалел.
– Убью! – айсберг пошел на таран. И гость наяву провидел судьбу «Титаника».

Где-то заскулил пёс.
– Только его не тронь! – взмолился хозяин. – Он не виноват.
– Не виноват я, не виноват, – закричал гость.
– Пёс не виноват! – заорал хозяин. – А этого подлеца убить мало. Свою, значит, спрятал, а мою новую...
– Ты сам нашел, – прокричал гость.

Сбив в сторону мужа, айсберг навис над гостем.
«Прощай, моя голова», – подумал гость, но с облегчением почувствовал, что голова осталась на месте, даже легче стала.
– Потеха продолжается! – громыхнул айсберг. – Фас!
Гость схватился за пустую голову.
В комнате раздался рык пса. Проход в комнату айсберг закрыл намертво.

 

 

Журнал №3>>>

 

Информация>>> woman2

| На главную |ЖурналДаНет|Для женщин |Черная быль|Камин|
 

© 2009—2024 Александр Дронов